- Мамо, мамо, вона опять цю юбку надивает!«Мамо» вбегает в комнату на зов дочери. На лице – предвкушение. Таня стоит посреди комнаты, в то время как две курицы рассматривают ее, стоя в дверях. Рассматривают как манекен. Как неодушевленный предмет.- Ну шо? Вырядилася? – в голосе матери удовлетворение какое-то, радость даже.- Как клоунша!
– подсказывает сестра.- Как клоунша… - соглашается мать.- Вам какое дело? – спокойно спрашивает Таня.- О! На мать!? – курица старшего возраста моментально вспыхивает гневом праведным.- Ты смотри – яка! – курица младшего возраста поддакивает, округляя глаза.
- Васю! Васю!!! – старшая курица кричит в коридор. В комнату заходит отец, начинается обычный, привычный Тане разговор о «неуважении», о том, «кто тебя воспитал и взростил». Таня продолжает одеваться, собирается в университет. Завтракать не идет. Не хочет видеть лиц этих людей, к которым, по всем законам природы, должна чувствовать родственные чувства.
Она испытывает лишь одно чувство. Сильное, непроходящее. Выжигающее все внутри. Таня подходит к входной двери. Слышит, как на кухне что-то обсуждают.
Это может быть обсуждением нового парня соседки или захватывающим рассказом о подорожании картошки на местном рынке. Тане очень обидно. Она замирает на мгновение у двери, надеясь где-то на самом дне сознания, что ее окликнут, позовут к столу. Никто не окликает, не зовет. Таня выходит за дверьЮбку, так непримиримо осуждаемую домашними, Таня приобрела в одном из магазинов в центре столицы. Она необычного фасона. Очень красивая, очень стильная. Это главное, что застряло в глазу ближайших родственников Тани – то, что вещь «необычная».
- Так только клоунши ходять, - безапелляционно заявила мать Тани. Сестра смеялась, поглядывая на мать. Ну, сестре, наверное, лет семь? Не угадали. Сестре двадцать. Тане – девятнадцать. Но Таня в родной семье – изгой.
Не сидит она по вечерам у окошка на кухне рядом с мамой, не смотрит на дорогу к парадному. По дороге этой столько всякого люда ходит взад-вперед! Сколько разговоров рождают эти люди! Вон пошел сосед.
Явно «под мухой». Интересно! А жену его как-то раз привозила иномарка. Интересно! Но Тане это неинтересно. Тане интересно ходить на лекции. Тане читать книги интересно.
- Что глаза портишь? И так в очках! – мать негодует, видя дочь с книгой. Ту социальную прослойку, к которой принадлежит семья Тани, называют одним коротким и емким словечком – жлобы.
Жлобы. Натура такая. Жлобячья. Насквозь. От ломаного украино-русского суржика до отношения к жизни в целом. По глубочайшему убеждению матери, главное предназначение девушки – выйти замуж. Все. Тем не менее, родители оплачивают обучение дочери. Старшей дочери.
Таня учится на бюджете, а старшая не поступила самостоятельно. ВУЗ ей подобрали престижный. Там и жениха найти проще. Когда дочь познакомилась с парнем «из хорошей, обеспеченной семьи», родители переместились на седьмое небо от счастья. Когда парень приходил к сестре в «гости с ночевкой», мама самолично стелила «ребьяткам» в большой комнате, и, подмигивая, покидала их. Таня смотрела на это с широко открытым от удивления ртом.
Она помнила, что случилось полтора года назад. Тогда она пришла домой в час ночи. Задержалась на Дне рождения одногруппницы, приехала домой на такси. Вошла в квартиру, и тут же получила пощечину. На нее выскочило трое человек. Один, вернее, одна, сразу же накинулась на Таню с кулаками, приговаривая «шлюха, шлюха», второй мычал одобрительно, норовил схватить Таню за волосы, третий человек, родная сестра, все хихикала, подначивая разъяренных родителей. Таня испытала настоящий шок унижением, тогда родилась ненависть, вытеснившая чувство обиды и непонимания.
Наутро в дверном проеме показалась голова матери.- Собирайся!- Куда? – Таня села в кровати, - мне в универ на час.- Собирайся! К врачу поидемо.- К какому врачу? – Таня уже поняла.
Мать часто пугала ее этим. Сейчас говорила серьезно.- До гинеколога! А ты думала – шутки? Таня закрылась в туалете. Отец пообещал сломать дверь. И было еще одно унижение.
Гинеколог сказал матери, чтобы не переживала. И еще что-то сказал, чего Таня не расслышала. Но мать вся вспыхнула, начала оправдываться. Врач не слушал, отвернулся, пошел по коридоруВ тот день Таня решила кое-что для себя. Она стала подчеркнуто вежлива в общении с матерью, на сестру же попросту не обращала внимания. Она по-прежнему не составляла компании родственникам в посиделочках и обсуждалочках возле окна.
Но теперь она спокойно реагировала на выключение света на кухне. Это обычно происходило так - сестра видела во дворе что-то интересное. Бежала за мамой. Возвращались обе, выключали свет, подкрадывались к окну, извивались от радости. Как же! Кто-то шел с кем-то под ручку!!!
Вау! Это ж надо! На Таню, сидящую за столом, никто внимания не обращал. Она терпеливо дожидалась, когда мать с сестрой насытятся видом чужой жизни и включат свет. Раньше начинала возмущаться. Теперь – молчала. Она устроилась в одну фирмочку на полставки, сидела за компьютером по несколько часов в день, обрабатывала корреспонденцию.
Мать начала намекать на то, что неплохо было бы Тане отдавать ей зарплату. «На продукты». Старшая сестра, не заработавшая ни одного доллара за всю жизнь, подначивала мать. Отец, отупевший на своем заводе мужик с вечно грязными ладонями, поддерживал. Таня согласилась, чем удивила всех безмерно. Это было на нее не похоже. Подозрительно даже было
