- Это… Иди… ЭтоЯзык Ильи заплетался. Он смотрел на дочь мутными глазами, не в силах выдавить из себя столь нужные сейчас слова. А нужными словами были те, что заставили бы дочь выйти из кухни и дать, наконец, отцу с матерью допить бутылку дешевого портвейна «грушки-яблочки».- Ты… ЭтоДочь молча смотрела на самых родных людей, совершающих священнодействие над бутылкой в пустой кухне, и плакала. Мать, устремив свой взгляд в стол, молчала. Она находилась в том состоянии прострации, которое девочка видела уже не раз. В том скотском состоянии непонимания, которое стало уже привычным для этой женщины 32-х лет, выглядевшей теперь на все 45.- Это… ИдиИлья попытался приподняться, что у него получилось наполовину. Так, полупривстав, он состроил глупейшую физиономию, должную выразить, по его мнению, любовь и ласку, и сформулировал, наконец, свою мысль:- Иди спать, до… ченькаЭто был конец. Натурально - конец.
Илья был военнослужащим. Дослужился до звания подполковника в советской армии. Римма работала учительницей в школе. Образцово-показательная семья. Две дочери. Благосостояние.
Уважение. Новое время. Перемены. Перестройка… Перестраивать часто бывает легче, чем строить. Можно все снести, а там уж «мы наш, мы новый».
Армию «снесли» к 1991 году. Того, что зарабатывал Илья, едва хватало на недельный запас продуктов первой необходимости. Римма, можно сказать, ходила на работу просто так. Инфляция съедала все, и за сумму, отложенную в начале месяца на покупку телевизора, допустим, к концу месяца можно было приобрести разве что половину подставки под телевизор. Илья стал выпивать. Не он один пребывал в бедственном положении. Общая беда сплачивает. Зачастую, к сожалению, сплачивает над столиком с выпивкой. Над ящиком в подсобке, над пеньком, застланным газетой, в парке.
Карабкаться вверх намного труднее, чем стоять. А катиться вниз намного проще, чем пытаться что-то исправить, что-то сделать, что-то изменять к лучшему. Намного проще забыться и пребывать в состоянии забытья от выпивки к выпивкеПотом стали задерживать выплату зарплаты. Надолго. На месяца. От безысходности Римма стала выпивать вместе с мужем. И подсела.
Стала своей в мире иллюзорного, обманчивого спокойствия, что дарило спиртное. Все чаще хотелось уйти от нереальной реальности, в которой дети просят есть, а старые сапоги протекают, в которой нет места учительнице, у которой по утрам, видите ли, «запах»Увольнение Риммы стало отправной точкой падения семьи в пропасть. Если раньше они медленно (но уверенно) сползали в бездну, то теперь просто сорвались. Нить, связывающая действия до поры до времени, оборвалась вместе с увольнением, и жизнь превратилась в нескончаемый алкогольный сон. Выныривать в реальность не хотелось, и увольнение мужа она восприняла как еще одну горстку земли, брошенную впопыхах на гроб их счастья случайным знакомым, спешащим поскорее уйти с кладбища. Когда приходит конец? Когда жизнь заявляет: «Да пошел ты!» и, отворачиваясь, уходит прочь? Когда наступает тот особый момент, при котором ты сдаешься той, что зовет тебя, приветливо помахивая костлявой рукой?
И когда приходит понимание? Приходит нечто, встряхивающее все естество женщины, превращающейся в животное. И когда ее встряхивает, маленькие крупинки воли и здравого смысла показывают ей путь - Иди, доч..нь..ка… - Илья отмахивался от дочери, как от назойливой мухи.- Я вас ненавижу.
Я не хочу житьРимма оторвала мутный взгляд от стола.- А? – буква заменила вопрос.- Твари… Скоты… Зачем вы нас рожали? Дочь выскочила из кухни. Илья застыл. Римма широко раскрыла глаза.
Всхлипнула вдруг. Это не было обычной для нее теперь пьяной истерикой. Она не «прозрела», не «одумалась», не «поняла» что-то там. Бог дал ей возможность взглянуть на себя со стороны. На секунду. На мгновение. Не стоит думать, будто каждый опустившийся человек имеет смелость взглянуть на себя отстраненно. Далеко не каждый имеет такое счастье.
Счастье объективного суждения о самом себе. О самом любимом человеке на Земле. О себе. Мгновение такого взгляда, не затуманенного тем, что пытается внушить, нашептать сознание, дорогого стоит. Ведь в сознании у нас сидит – «завтра все будет клево!» или «еще по одной, а потом завяжу».Сознание кормит нас байками о том, что «потом» придут деньги, успех, счастье в личной жизни и тому подобные вещи. А тут смотришь и понимаешь, что – приплыли. Что уже край.
И дальше нет ничего. Лишь тьма и тишина, в вязком покрывале которой гаснут голоса любимых людей, которые почти совсем забудут тебя со временем и будут вспоминать иногда лишь, и всплакнут даже, убаюкав свою ненависть шуршанием песка, нанесенным, по обыкновению, временем и прикрывшим все твои мерзкие поступки и гадкие делаИ пришло утро. И вместе с головной болью в голову Риммы влетело – «пора». Если не сейчас, то никогда. Если не сегодня, то можно в петлю.
- Нужно поговорить, - голос осипший, сухой. Илья перевернулся на другой бок, засопел недовольно.- Нужно поговорить! Одеяло рваное – на пол.- Что такое?! – Илья привстал, непонимающе смотрел осоловевшими своими, бесцветными теперь глазками на жену, - Что?
