Его звали Женя. Вырос этот парень на Нивках, в тихом киевском дворе, где все друг друга знают и где вы можете здороваться с соседями, не рискуя нарваться на непонимающий взгляд – чего это ты, мол, со мною здороваешься? Никогда не напарывались на подобные взгляды в новых дворах нашего большого города? Люди, боящиеся своей тени и затюканные постоянными страстями, выплескивающимися, подобно помоям, им на голову с экранов телевизоров и со страниц газет, желают поскорее закрыться за бронированными дверями квартир безликих серых многоэтажек и не узнают людей, живущих с ними на одном этаже. Во дворе, где родился и вырос Женя, все все друг о друге знали и не стеснялись обсуждать со знакомыми свои маленькие проблемы. Хрущевки утопали в тени раскидистых каштанов, кустарники не пугали обывателей возможностью того, что в них могут притаиться маньяки. О Женьке стали говорить, когда ему только-только исполнилось четырнадцать. Все пацаны тогда «болели» каратэ и тому подобными зубодробительными видами спорта, а мальчишка, умеющий разбить кому-нибудь нос, вызывал намного большее уважение у ровесников, чем мальчишка, получающий в школе сплошные пятерки. Женька нос разбить мог. Увлечения, захватывающие с головой и увлекающие своею «красочностью», подогретой к тому же фильмами в видеосалонах, слишком быстро оставляли нас, стоило лишь «увлекшимся» несколько недель походить на изматывающие тренировки.
Помню себя, посещающего тренировки по боксу. Всегда брал с собою вату, дабы затыкать обязательно разбивающийся нос. Постоянно болевшая голова буквально кричала каждой своей клеточкой: «Да ну его, этот бокс!» Я был достаточно упертым мальчуганом. Но Женька сделал единоборства своей жизнью. Он молился на Брюса Ли и с утра до вечера пропадал в спортзале. К шестнадцати Женя мог свалить одним ударом любого.- Большой шкаф громко падает, - смеялся он, подчеркивая свое полнейшее презрение к физическим данным тех, кто мог бы усомниться в его возможностях по «укладыванию на асфальт» всех желающих. И нежелающих…
Дело в том, что спарринг в зале и драка на улице – две разные вещи. Женька мог «вырубить» любого спарринг-партнера в своей секции. Ему стало мало. И он начал ненавязчиво провоцировать драки. Это, обычно, бывало так – Женя идет мимо гастронома, извечного места сбора полублатного и околокриминального элемента. Слышится чей-то выкрик. Женька отлично понимает, что кричат не ему. Но он останавливается.
Оборачивается:- Ты мне? – с вызовом. Какой-то здоровяк машет рукой:- Не, пацан, не тебе. Что делать Женьке? Идти дальше по своим делам! Однако он поступает по-другому. Спрашивает:- Так чего орешь? Что делать здоровяку?
Игнорировать этого непонятливого пацана, конечно! Но ведь рядом друзья, а вон и продавщица знакомая вышла. Услышит ведь. Надо «держать марку».
Здоровяк медленно поворачивается к Женьке всем корпусом. Презрительно осматривает его худое тело. Поводит татуированными плечами:- Ты хочешь что-то мне сказать, чудо?- А что мне тебе, бык, говорить? – наглый пацан смотрит непонимающе. Это уже вызов. Здоровяк, насвистывая, спускается по лестницам. Поплевывает, смотря под ноги, враскачку подходит к Женьке.
Дружки замирают с бутылками в руках. На лицах – улыбочки. Предвкушают. Улыбки сползают, когда здоровяк вдруг хватается за живот и быстро падает на выщербленный асфальт. Дружки не понимают, что случилось. Здоровяк лежит на асфальте, пацан смотрит на замерших с бутылками в руках дружков того, кого он «вырубил», по обыкновению, «с удара».- Еще кто-то? Обычно недостатка в тех, кто «еще», не было.
Женя смаковал каждую драку. Он наслаждался своими ударами. Он любил «раскидывать» всех по-разному. Один теряет сознание от пушечного удара в голову кулаком, второй теряет несколько зубов после эффектного удара ногой с разворота, третий становится инвалидом, попав под «выстрел» в область селезенки. Женька уходит домой, не торопясь. Он знает, что в спину ему смотрят десятки глаз. Он знает, что назавтра опять весь микрорайон будет обсуждать его «схватку». Ради этих взглядов он выходит каждый вечер на улицу, разыскивая тех, кто еще не знает его, «кошерного».
«Кошерный». Тот, кого нельзя свалить с ног, заставить коснуться земли. Не знаю, кому первому пришло в голову так обозвать Женьку, но точность клички пришлась по душе всем, и Женька с удовольствием стал именовать сам себя этим прозвищем. Он выиграл несколько первенств Киева, пару раз был награжден кубками и множество раз – дипломами. Им заинтересовался некто Д., очень известный в то время кикбоксер. Следует отметить, что в странные те времена слова «спортсмен» и «бандит» были почему-то синонимами.
«Кошерный» стал выполнять некоторые щекотливые поручения. Поручения были настолько «щекотливы», что как-то раз в дом нашего героя пришли люди в серых (тогда они были серыми) мундирах. Сказочные те времена отличались от нынешних многим, только не любовью правоохранителей к деньгам. Женька стал достаточно обеспеченным человеком. Во всяком случае, он смог решить вопрос, не выходя из квартиры, в которой, к слову, стояли новомодные и безумно тогда дорогие чудеса техники – видеомагнитофон и японский телевизор. И в Жене окончательно укрепилось мнение о том, что он – недосягаем. Он – кошерный. Неуязвимый. ВеликийТеперь многие, едва завидев Женьку, как-то подтягивались, откашливались, чтобы сказать ему приветливо, чистым, ровным голосом, так, чтобы Кошерный понял - его уважают и очень любят, «Добрый день!
» Женька кивал головой в ответ. Он всегда был занят и много «работал». У него появилась машина и «свита». Свита в его «работе» - это очень важно. Это авторитет. Он очень хотел стать «авторитетным» и вел себя подобающим образом. Как и положено.
Разговаривал с теми, кто «ниже» слегка снисходительно, с теми, кто «ровня» - приветливо, с теми, кто «по масти выше» - спокойно и очень уверенно. Он всегда был уверен в себе и никогда не сомневался в том, что все лучшее в мире – его по праву. Лена появилась в его жизни случайно, и я не уверен, запомнил бы он ее, если бы все сложилось по-другому. Но все сложилось, как сложилось, и Лена самым прямым образом достаточно сильно повлияла на его судьбу
