Проснувшись, он некоторое время лежал в темноте с открытыми глазами. За окном, кажется, сыпал снег. Надо было настроиться, прежде чем встать, приготовиться морально к усилию, каждодневному, но всё ещё какому-то непривычному. Он нашарил в темноте пульт, нажал кнопку. Ярко-голубым засветился экран, приветствуя его. Он поднялся, опираясь на руки, с усилием сдвинул тело на край кровати, подтянул поближе инвалидное кресло. Теперь – собрать в кулак все оставшиеся силы. Скалясь от напряжения, он переместил своё тело в кресло и с минуту сидел, закрыв глаза, пытаясь отдышаться. Вот и руки, кажется, стали слушаться хуже. Ещё немного и… Нет, нельзя об этом думать.
Подкатил кресло к компьютеру, замелькали разноцветные страницы. Аська не выдала ни одного сообщения. Да и не мудрено – в семь утра люди ещё собираются на работу, не до того, чтобы включать комп. Впрочем, ему и так мало кто пишетСъездил на кухню, приготовил себе завтрак. Вернулся в комнату с подносом на коленях. Он любил ранние зимние утра, тёмные, когда не хочется включать верхний свет, с настольной лампой работать гораздо уютнее. А можно и без лампы – он прекрасно владеет слепой печатью, чему только не научился за два последних года.
Недавно вот получил дистанционно второе высшее… Зачем? Он вытряхнул из себя все эти мысли и принялся за работу. Пальцы побежали по клавишам. Экран светился ровным нежно-голубым светом, и сознание отлетало далеко, туда, где он был ещё здоров. Сегодня не обычная работа, сегодня надо отполировать каждое кресло, обдумать каждое слово, отчистить каждую пуговицу тем, кто живёт там, внутри компа, дышит, любит, говорит, работает. Редактирование последней маленькой части книги – книги, которую он пишет вот уже год, в которую вложил всё, что успел узнать за свои 36 летОн опомнился, когда сквозь занавески вовсю светило зимнее солнце, кофе в кофейнике остыл, спина намертво затекла, ослабевшие руки свело. Оторвал взгляд от компьютера – осталось редактировать меньше половины. Он не станет потом перечитывать ещё раз, у него нет времени, вечером приедет Инна.
Не забыть указать необходимые реквизиты в сопроводительном письме. Он был уверен, что книгу возьмут, оплатят, издадут. Он потёр уставшие глаза. Покатил в туалет.
Это самое сложное. До приезда жены он успел не только закончить редактировать, но и отправить письмо в издательство. На душе стало спокойно и так хорошо, как не было уже давно. Если его предчувствия насчёт книги верны, она не останется без денег. Проехался по квартире, убрался, вымыл посуду. Достал из холодильника налепленные вчера к приезду жены пельмени, салаты в хрустальных вазочках, посмотрел на часы и поставил на плиту кастрюлю с водой – Инна никогда не опаздывала. Тем более к нему. Даже на свидания приходила раньше и пряталась где-нибудь, уверенная, что женщину должны ждать.
Всегда приходила раньше, боялась, что он её не дождётся, и появлялась ровно через минуту после назначенного времени. Дурочка, разве мог он её не дождаться? Он улыбнулся воспоминаниям. Она позвонила из аэропорта, и он осторожно, по одной, стараясь не обрызгаться кипятком, положил в кастрюлю пельмени. Накрыл на стол – кружевная скатерть, синие тарелки, свечи. Как в первый раз, когда, волнуясь и смущаясь, пригласил её к себе. Тогда, закончив ужинать, она посмотрела на него спокойно и серьёзно, её лицо медленно приблизилось, глаза закрылись… От воспоминаний закружилась голова, он на секунду даже опустил веки.
Инна ворвалась в дом, как всегда, шумно и радостно. Первое время после аварии она старалась двигаться медленно и тихо, словно пыталась слиться с его состоянием, перестала смеяться и громко разговаривать. Ему стоило немалых усилий убедить её, что она должна жить так же, как раньше, а не устраивать в их доме похоронную контору. Он выехал в коридор встретить её, она, расстегнув шубку, на которой стремительно таяли мелкие снежинки, поцеловала его в губы холодными, жёсткими с мороза, душистыми губами. Он вдруг представил, что эти губы целуют кого-то другого, скользят по чьему-то телу, и ощутил физическую слабость…
Тут же обругал себя за порочащие её мысли. Пусть даже так, пусть сто раз так, но последние два года она была рядом, как стойкий оловянный солдатик, всегда, всегда рядом. И физическую нежность, которой между ними больше быть не могло, заменяла, как могла, духовной.- Как ты тут?- Отлично! – ответил он бодро. – Как работа? Она махнула рукой, взялась за спинку его кресла, развернула и покатила в комнату.- Как обычно. Больше не поеду ни в какие командировки, мне надоело оставлять тебя одного…
О! – Воскликнула, увидев накрытый стол. – Какая красота. Что у нас за праздник?- Ты вернулась, - он приложил её руку к своей щеке. – А ещё я закончил книгу, но это менее важно.- Да что ты! Книгу надо отметить обязательно. А я... всегда возвращаюсь.- Я очень тебе благодарен, - сказал он и поцеловал её в ладонь.
- Не ерунди. Мне надо в душ, но я на пять минут буквально, и переодеться, это тоже быстро. Ладно?- Конечно, - улыбнулся он. Она протопала в ванну, и он, как завороженный, слушал её такие молодые ещё шаги.
Ей двадцать семь. Если бы он не выжил в той аварии, возможно, она уже устроила бы свою жизнь. Родила бы ребёнка… Если бы той аварии не было вовсе, у них уже были бы дети. Он снова погнал прочь мысли. Сегодня очень счастливый день. Вернулся в коридор, сунул в её сумочку листок бумаги. «Инна, прости», - бросилось ему в глаза, когда складывал. Как банально.
Но времени переписывать нет. И сил нет. Сегодня он хочет просто быть счастливым напоследок. Подъехал к столу, переставил на край вазу с цветами. Поправил салфетки.
