Не так давно довелось мне побывать в одном маленьком украинском городке. Город очень старый, буквально за каждым поворотом – история. Один из старейших в стране вокзалов, построенный на «желтках», рядом с ним – покосившееся, но крепкое еще здание, над входом в которое можно прочесть выложенную из кирпичей надпись «Трактиръ», ухабистые улицы почти без людей, магазины с копеечными ценами, ресторан, где можно накушаться на 10 долларов. Интересный городок, но постепенно вымирающий. Участь всех маленьких городков, где люди живут натуральным хозяйством и, как манне небесной, радуются зарплате в 200 долларов. Воздух чистый, машин почти нет - красота. Я гулял по центральной улице, разглядывая домики, в которых жили когда-то еврейские семьи и в которых сейчас никто не живет. Евреи уехали в дальние страны, и дома были обречены на медленную мучительную смерть. Опадал шифер, ползли змеями трещины по стенам, рассыхались ставниЯ шел по центральной улице, рассматривая покинутые жилища, когда вдруг до слуха моего донеслось какое-то бормотание.
Я оглянулся. Метрах в пяти от меня стояла женщина. На первый взгляд, женщине было лет сорок, но, если не видеть лица, окаймленного спутанными грязными волосами, то можно было решить, что это древняя старуха. На улице - +20, а она в пальто, в резиновых сапогах. Женщина довольно громко разговаривала сама с собою. Она спорила, сама себя перебивала и, казалось, готова была саму себя избить. Я остановился. Она меня заметила, подняла взгляд, и я подумал, что ей, возможно, даже меньше сорока. Помыть бы, причесать, переодеть…
Она смотрела на меня и сквозь меня одновременно. Продолжала спорить с собою, но уже тише. Потом развернулась и странной прыгающей походкой пошла на другую сторону улицыВечером я находился в приятном обществе хороших знакомых, живущих в этом городке, но мечтающих поскорее перебраться в Киев. Мы сидели в их частном домике, говорили о том о сем, они меня расспрашивали о впечатлениях от прогулки городскими улицами.- Знаете, я тут видел барышню странную. Сама с собой разговаривает, – сказал я после подробного рассказа о променаде. Знакомые не удивились:- Очень много таких людей сейчас появилось, что сами с собой разговаривают. Даже страшно становится. А что ты думал?
Работы нет, денег нет, будущего нет… Жизнь прошла, и люди от этой безнадеги, наверное, с ума сходят. А как она выглядела? Я рассказал. Они переглянулись:- Это Вера.- О, вы даже знаете, как зовут местных сумасшедших?- Вера – наша соседка через три дома. Она не от рождения сумасшедшая.
И я услышал историю Веры и ее семьиВера была красивой девушкой. Она рано вышла замуж за статного парня по имени Олег, и все вокруг говорили тогда, что эти люди созданы друг для друга, что они те самые пресловутые половинки, объединившиеся, наконец, в одно целое. Прошел год. Родители невесты построили молодым дом, Олег работал на закрытом предприятии, Вера занималась домашним хозяйством. Нормальная семья, и лишь одно печалило родителей новоиспеченных мужа и жены – отсутствие детей. Была какая-то проблема со здоровьем, но врачи никак не могли понять, у кого эта проблема - у жены или у мужа. Обследованиям не было конца, врачи сходились и расходились во мнениях, в Киеве сказали – лечим жену, в Виннице сделали заключение, что следует лечить мужа. Все были единодушны в одном – серьезных причин для того, чтобы женщина не могла забеременеть, нет. Отсутствуют такие причины. А Вера не беременела.
Она исходила всех окрестных гадалок, перестала общаться с доброй половиной подруг («на тебя порчу навели!»), читала какие-то глупейшие заклинания и пила травы, воняющие носками. Эта эпопея продолжалась долгих четыре года. И вот однажды у нее произошла задержка.
То, что женщин обычно пугает безмерно, вызвало целую бурю эмоций у Веры и ее мужа. Они боялись говорить об этом, боялись «накаркать» и «сглазить». Но все прошло как нельзя лучше. Беременность протекала хорошо, роды прошли тоже на отлично. И родился мальчик. И нарекли мальчика Богданом. И был он обычным мальчиком, и единственной необычностью в нем было то, как к нему относилась его родная мать.
А она его целовала-зацеловывала, пылинки с него сдувала. Вокруг да около ходила, когда он игрался во дворе, не давала в руки острых предметов (вдруг порежется?!), запрещала мужу брать его с собой на рыбалку (вдруг утонет?!). Это было бы обычным волнением матери за любимого сына, если бы не приобрело какую-то маниакальную форму. Однажды Олег решил наказать сына за серьезный проступок – четырехлетний Богданчик зарезал курицу. Взял нож из стола, вышел на улицу, бросал курице зерно и, когда несчастная птица подошла поближе, ударил ножом по шее. Заливался веселым смехом, глядя, как курица бежит по двору, оставляя за собою кровавый след. Олег схватил сына за шиворот, а тот вдруг начал махать ножом. Мужчина разоружил Богдана, при этом порезался, разозлился еще больше и со всего размаха швырнул сына на пол в комнате.
Тот вскочил, встал, набычившись смотрел на отца. Ни слезинки не покатилось, ни всхлипа не раздалось.
