Лето, жара, каникулы в деревне, мне 12 лет. С соседкой Танюней, моей ровесницей, и ее братом Женькой хороним воробья. Усопший заботливо уложен в коробочку из-под дедова компаса, украшен цветами и обрывками кружева. Мы преисполнены скорби - по поводу кончины птахи, и праведного гнева – по отношению к коту Ваське, виновнику гибелиПрерванная церемонияНа самом деле никакой трагедии нет: ни я, ни Танюня с Женькой не знали покойного при жизни, воробей – законный «трофей», отобранный у Васьки. Хвостатая бестия прошмыгнула в сарай, надеясь слопать там добычу, и была застигнута врасплох. Ваську пристыдили и отшлепали в воспитательных целях, воробья решили проводить в последний путь с почестями – все равно заняться решительно нечем. Нет, конечно, можно пойти на речку искупаться.
Но для этого нужно разрешение бабушки Танюни и Женьки – десятипудового надзирателя, ни на шаг не пускающего нас дальше двора. Чтобы получить высокое дозволение побарахтаться в ближайшем водоеме, надо найти взрослого, который приглядывал бы за нами. Увы, все на работе, и мы вынуждены изнывать от жары и безделья, устраивая похороны воробью. Этак мы скоро кузнечиков начнем на тот свет провожать - Танька, Наташка, Женечка! Где вы, ребятки? Гена пришел! – кричит бабушка с крыльца, где она обычно сидит после обеда, звонко щелкая свернутой газетой надоедливых мух. Гена!.. Я его терпеть не могу, но на данный момент он – наше спасение. Ему уже 15 лет, и есть призрачная надежда, что с ним толстая мучительница отпустит нас на речку.
Интересное дело: бабушка держит Танюню с Женькой в ежовых рукавицах, увесистые шлепки по мягкому месту перепадают и мне – по-соседски щедро, за баловство. Но когда на пороге возникает Генка, бабушка превращается в мед и сахар. «Геночка то, Геночка се, может, пообедаешь с нами? Как здоровье мамы?» - тьфу, слушать противно. И за что ему такая милость? Ладно, неважно, лишь бы отпустили купаться. Похороны экстренно «сворачиваются», в дверном проеме вырастает фигура Гены.
Он красивый паренек. Высокий, стройный, смуглый. Каштановые вихры во все стороны, чуть заметная родинка над верхней губой и глаза… Глаза у него просто девчоночьи: огромные, карие, в обрамлении густых изогнутых ресниц. Не глаза, а вишни - Привет честной компании! Чем занимаемся? Ого, откуда столько цветов и перьев?! – Генка возвышается над нами, уставив руки в боки. Ненавижу, когда он в таком настроении – насмешливый и дерзкий.
Танюня пунцовеет и лепечет:- Мы тут воробья хоронили - Воробья? Ну вы даете! Хотя… Чего еще ожидать от такой малышни? – Генка вовсю потешается над устроителями церемонии.
– Я даже знаю, кто затеял похороны! У меня внутри все сжимается, сейчас случится страшное. Так и есть.- Наташка, а что это ты притихла, как мышка? Ну, твоя идея? Что ты еще придумала? Может, лягушачью свадьбу?
Танюня с Женькой, предатели, хохочут так, что, кажется, вот-вот лопнут. А ведь еще пять минут назад укрывали покойного одеяльцем из носового платкаКак же я ненавижу этого Генку! Выцарапать бы ему глазищи, отметелить почем зря, укусить за ухо! Ну почему, почему он всегда издевается только надо мной? Гордо отвечаю:- Гена, ты хоть и взрослый, но дурак. Я с тобой не разговариваю.
И видеть тебя не хочу! Думаете, он обиделся? Засмеялся и выкинул совершенно уж немыслимый по подлости фортель:- Не хочешь – не надо, дело твое. Ну, детишечки, кто идет со мной на речку? Бабушку беру на себя, цепляйте на голову панамки. Женька, не забудь мячик. Эти два предателя радостно завозились, кинулись переобувать сандалики и разыскивать Женькины плавки, а я надулась как сыч. Все, друзей не осталось, вокруг одни враги. Генка, пользуясь моментом, повторяет излюбленную выходку:- Наташ, а я тебя люблю!..Я не реагирую, зная, что сейчас последует мерзкое продолжение "...
бить по башке кирпичом!" Но сегодня продолжение что-то запаздывает, Генка сопит и смотрит исподлобья, а я чувствую, как пылают щеки. И тут вбегает Женька, победоносно размахивая найденными плавками. Генка удаляется, я торжествую. Ага, не успел сказать про «по башке кирпичом!» Или не захотел?..«Сыночек-звоночек»Процессия толпится у крыльца, на котором восседаем мы с бабушкой. Раздаются последние наставления:- Геночка, ты повнимательней смотри за Женей.
Он у нас еще несмышленыш (это в восемь-то лет!), если не позвать вовремя на берег – будет купаться до посинения. Генка щурится на солнце, покорно кивает и рассыпается бисером:- Баб Зой, да вы не волнуйтесь, все будет в порядке. Наташка, а ты чего сидишь? Особое приглашение требуется? Вот он, сладкий миг мести!
Сейчас ты пожалеешь, что смеялся над воробьиными похоронами.- А я не пойду с вами, я с бабушкой останусь. У бабушки Зои, не готовой к такому обороту, отвисает челюсть, а Танюня, доселе пританцовывавшая с резиновым кругом под мышкой, каменеет – не перегрелась ли подружка часом на солнышке? Отказаться от похода на речку – это ж каким дурнем надо быть? Генка обескуражен, мне и самой до зарезу охота сорваться с невыносимо горячей лавочки и пойти с ними.
Но уступить Генке – никогда, сижу как приклеенная. Генка пожимает плечами, процессия удаляется.
