Тяжелая, обитая железом дверь с трудом подалась вперед, и она шагнула из морозного метельного вечера в другой мир, окутавший ее теплом и полумраком, образованным мерцающим пламенем свечей. В храме шла вечерняя служба. Басистый голос священника, читавшего молитву, сопровождаемый пением церковного хора, обволакивал ее тело и пытался добраться до того места, где жила душа. Из-за нее, неведомо где расположенной, но в последнее время постоянно ноющей и молящей о помощи, она и пришла сегодня сюда после очередного скандала с любимым человеком. В этом оазисе икон и горящих свечей жила ее последняя надежда на помощь.
Устанавливая перед иконой горящую свечу в подсвечник, она подняла глаза и встретилась взглядом с добрыми материнскими глазами Матери Человеческой. В горле перехватило от подкатившего комка, глаза увлажнились, и ей как в детстве захотелось уткнуться в материнские колени и взахлеб выложить все свои беды, а губы уже невольно шептали:- Матерь Божья, спаси,…. сохрани, ….подскажи….. как жить,….
когда нет больше сил жить. Огонек свечи метнулся в сторону и ей показалось, что это колыхнуло пламя дыханием Богородицы. Не в силах больше сдерживаться, она сделала шаг вперед, припала губами в правом нижнем углу иконы. На мгновение забылась, потом, спохватившись, что она в храме не одна и на нее кто-нибудь смотрит, отошла в сторону. Служба подходила к концу. Священник скрылся за дверцей в алтаре и верующие, крестясь, стали переходить от иконы к иконе.
К кресту, на котором был распят Христос, выстроилась очередь. Сколько бы раз она не смотрела на этот крест, ее всегда поражал контраст между руками Христа, кровоточащими от вогнанных в них гвоздей, и лицом, умиротворенным и кротким, полным любви ко всему человечеству. И сегодня, в сотый раз, ей подумалось:- Неужели такое возможно? В тело вогнали гвозди, а ты не корчишься от дикой боли и не кричишь благим матом, а в последних предсмертных муках с любовью продолжаешь смотреть на тех, кто это сделал. Господи!
Как ты велик! Захотелось припасть к израненным ногам, как это делали другие верующие, и просить Его даровать хоть частичку от той покорности и кротости, которыми он обладал. Когда она отошла от креста, то в храме оставалось немного верующих. В нескольких местах выстроились очереди к священнику для исповеди. Она почувствовала, что это именно то, что ей сегодня надо. В голове пронеслось школьное из "Мцыри" Лермонтова:"Ты слушать исповедь моюПришел сюда, благодарю. Все лучше перед кем-нибудьСлезами облегчить мне грудь".Приглядевшись, она увидела, что священников, исполнявших таинство исповеди, в храме было трое. К одному, белолицему, лет тридцати или меньше, с жиденькими волосиками, собранными сзади в кучок, она сразу решила не подходить.
Что он может ей посоветовать, если сам еще находится в начале этой трудной дороги с названием " Жизнь".Другой был лет сорока, но казался слишком суровым. А вот третий. Добрые мягкие глаза, полные губы, пушистая борода, да и возраст ближе к сорока пяти. Но когда она подошла к очереди, выстроившейся к нему, то поняла, что так, как она, рассуждали многие. Вставая в хвост очереди, она невольно поймала себя на мысли:- Неужели, чтобы открыться Богу, надо стоять в очереди? - но тут же постаралась прогнать эту грешную мысль.
- В грехах увязла, а еще туда - рассуждать. Но некоторые верующие явно не делали различия между очередью на исповедь и очередью в магазине. Полноватая женщина лет пятидесяти, только что спросившая:- Кто последний к отцу Александру? - уже шла вдоль очереди верующих, пытаясь выпросить у них разрешения пройти вперед, по причине опаздывания на поезд. И надо сказать, что ей это удалось. Опять грешная мысль в голове:- А вот если бы это была очередь, где раздавались наказания за грехи наши, то стала бы эта женщина проситься пройти без очереди? Как бы это тогда прозвучало: "Разрешите мне получить наказание без очереди"?И на поезд уже никому не придет в голову в это время спешить. Улыбнулась и тут же попросила прощение:- Господи, прости за грешные мысли.
Стоять в очереди пришлось не один час. Кроме этой женщины, к священнику шли без очереди дети. Священник накрывал епитрахилью маленькую светлую головку и шептал слова молитвы. Детишки неуклюже тыкались губами в его руку и быстро отбегали в сторону. Когда подошел ее черед исповедоваться и всего два шага отделили ее от добродушного лица отца Александра, то она как-то сразу растерялась, а мысли как испуганные птицы все вылетели из головы. Она мучительно искала: за что зацепиться, с чего начать? В чем ее самый большой грех?
