«…- Теперь, сынок, когда ты вырос, я хочу открыть тебе главную мудрость, которую открыл мне мой отец, а ему открыл его отец. Вот ты думаешь, что ты сильный?- Да. Я очень сильный!- Хе-хе… Ну, тогда возьми лозину и сломай ее. Сын берет лозину и без труда ломает.- Хорошо… Теперь возьми десять лозин, сложи в пучок и сломай! Сын берет десять лозин, складывает их в пучок и ломает.- Трудно?- Нет, не трудно.
- Хм… Теперь возьми веник! И сломай его! Сын берет веник, поднатуживается, раздается хруст. Веник сломан.- Ну, что папа? Какую ты мудрость открыть хочешь?- Пошел ты! Так и помрешь дураком…»Туркменская быль.«Мы», «коллектив», «нас»… Вы не замечали, как часто люди употребляют подобного рода местоимения? Кое-что сподвигло меня на серьезное размышление.
Я задался целью ответить самому себе на вопрос, на который я вряд ли получу ответ от тех, кто привык именовать себя частью «нас» - почему люди так охотно и порой не к месту прикрываются множественными местоимениями? Что стоит за этим отрицанием своего «я» в угоду «нам»? И что дает человеку его индивидуальность и независимость от стаи? Когда-то давным-давно, в незапамятные времена, когда человек жил охотой и довольствовался лишь тем, что давала ему мать-природа, а вернее, тем, что он мог у матери-природы вырвать и выгрызть, «отрыв от коллектива» подразумевал под собою голодную смерть. На самом деле в таком серьезном мероприятии, как, допустим, охота на мамонта или кабана, одному было не справиться. Я не исключаю, что и тогда, миллион лет до нашей эры, были на Земле индивидуалисты, промышлявшие ловлей рыбы палочкой с каменным крючком, однако не стоит забывать, что вышеупомянутый мамонт, в отличие от рыбы, – это еще и шкура. Шкура - в свете полнейшего отсутствия бутиков одежды единственный способ не просто разнообразить гардероб, но и защитить голое тело от нежелательного воздействия ветра, дождя и снега.
В общем, человеку нужна была стая. Стаей легче отбиться от нашествия наглых чужеземцев, стаей проще добыть себе пропитание, стаей легче принимать решения. Ведь ответственность лежит не на тебе, а на всех. А ответственность, разделенная на всех, – это совсем не страшно. Это, как будто, и не ответственность уже вовсеПроносились столетия, маховик начала времен постепенно набирал обороты, взгляды людей, населяющих планету, становились все более осмысленными. Они уже научились читать и писать, строили коварные заговоры и придумывали изощренные пытки для собратьев, не соблюдающих законы…
стаи! Люди разбивались по группам, по «интересам», рассаживались на жердочки, соответствующие «статусу в обществе». Что характерно, поднимающийся на жердочку выше всегда забывал собратьев, недостаточно проворных и оставшихся внизу. Поднявшийся всецело погружался в проблемы и чаяния сидящих на более высокой жердочке, но до тех лишь пор, пока не взлетал еще выше. И в этом был смысл! Тем, кто выше на жердочке и, таким образом, ближе к самому солнцу, всегда легче защитить собрата, всегда проще поспособствовать ему в чем-то. Таким образом, стая, модернизировавшись, продолжала быть основным элементом в сложнейшем организме общества.
Без стаи – умрешь с голоду! Без стаи – замерзнешь! Без стаи – погибнешь! Держись за стаюКто помнит славные времена СССР, тому известно магическое значение слова «мы». Не «я» - как единица общества, а «мы» - как плотная, твердая, даже стальная его ячейка. Мы - строим, мы – против, нас – много, мы – не рабы.
И всем своим организмом человек, переставший быть индивидуальностью, чувствовал свою силу за плечами стаи, которую можно было именовать хоть «коллективом», хоть «группой товарищей», хоть «союзом единомышленников». Смысл стаи оставался тем же. Стая – это защита. Стая – это уверенность в завтрашнем дне и ощущение собственной значимости. Ведь ты не один. С тобой – члены твоей стаи. Мне помнится, как в школе, где я учился, в нашем классе было голосование по не приему в пионеры одного двоечника. Он был добрым парнем, и вообще мне нравился, несмотря на то, что вел себя «антисоциально».
И вот – голосование.- Кто за то, чтобы не принимать его в пионеры? – спрашивает учительница. Оглядываясь на соседей по партам, несмело поднимает руки весь класс.- Кто против? – спрашивает учительница скорее для проформы. Я поднимаю руку. Помню и сейчас ее удивленные глаза.
Помню взгляды одноклассников. Искреннее, неподдельное удивление.- Толик? Почему ты против?- Потому что против, - отвечаю я четко. В то время не предполагалось такого «позорного явления», как несогласие с мнением коллектива. И тот, кто шел против этого мнения, нарывался на определенные трудности в дальнейшем. В одиннадцатом классе, уже после развала Союза, в моей школьной характеристике было написано черным по белому – «…
несмотря на уважение товарищей, Анатолий часто не поддерживает мнения коллектива и является четко выраженным индивидуалистом…» Кто представляется вам, когда вы слышите подобную формулировку? Мне услужливое сознание сразу рисует такого себе Мальчиша-Плохиша с бочкой варенья. Или героя фильма «Женя, Женечка и Катюша» с его неизменным ответом на просьбу «Дай морковочку!
» - «Последняя!»
