Она прожила со своим мужем четыре прекрасных года. Все у них было идеально, насколько, конечно, может быть что-либо идеальным в нашем странном мире. Они любили друг друга и старались изо всех сил делать каждую минуту жизни любимого человека незабываемой и наполненной радостью. Все, кто знали их, завидовали им белой завистью, все, кто гостил у них хоть раз, навсегда запоминали радушие и неповторимую притягательность этой молодой семьи. Было им обоим по двадцать три года. И радостью светились их лица от непередаваемого ощущения того, что вся жизнь у них впереди. Лишь одна тень, подобно тени от крыла мрачного убийцы-ястреба, лежала на этой паре. У них не было детей.
Обычно бывает так, что в отсутствии детей «подозревается» женщина. Уж не знаю, откуда это повелось, но практически всегда фразу, схожую с вердиктом сурового трибунала, произносят так – «она не может иметь детей». Почему она? Почему не он? Я полагаю, что мотивы таких заявлений уходят корнями в глубокую древность, когда женщина была виновна во всем на свете, включая неурожай или засуху. Но в этой семье все обязанности и все невзгоды, равно как и ответственность, ложились поровну на плечи двоих. Потому муж (назовем его Виктором), отправился к врачу первым. А следом отправилась жена (назовем ее Инной). И вердикт врачей был однозначен – детей у нее не будет никогда.
Расстроились ли они? Огорчились ли? Нет. Нет для такого состояния эпитетов и глаголов. Невозможно подобрать выражение, которое охарактеризовало бы состояние людей, которым объявили, что наследников у них не будет. Или «у нее не будет»? Ведь он-то – «нормальный».
Вы представляете, ЧТО чувствует женщина в такие моменты? Мне не хочется даже фантазировать на этот счет. Не хочется примерять на себя кожу женщины, знающей, что мужчина ее мечтает о детях, но она не в состоянии их ему подарить. Получается, что пока он с нею, он несчастен. Но Виктор был не таков. На осознание страшной реальности ему понадобилось менее часа. Спустя шестьдесят минут он уже сидел с Инной на лавочке в сквере местного парка и тихим, но очень твердым голосом, который мог бы придать уверенности кому угодно, излагал свой взгляд на сложившуюся ситуацию:- Будем усыновлять, любимая.
Инна посмотрела на него заплаканными глазами:- Или удочерять, - она рассмеялась сквозь слезы, уверенная, что теперь все будет отличноУсыновление (удочерение) происходит быстро только в телесериалах. На самом деле желающим необходимо собрать кучу документов, подтверждающих множество вещей, казалось бы, не имеющих абсолютно никакого отношения к самому процессу усыновления. Кроме того, чего греха таить, людям, решившимся исправить несправедливость, рожденную в обществе, где мать может сдать своего собственного ребенка в приют, зачастую необходимо дать «в лапу кому надо». Не в морду, как бы ни чесались руки, а именно «в лапу».
Загребущую волосатую лапищу. Виктор с Инной «дали». Когда они приехали в интернат, заведующая показывала им… крышу.- Протекает… Ай-ай-ай… А денег нет… Ой-ой-ойНамек был понят правильно. Крыша в интернате продолжает течь, но у заведующей появился новенький кожаный плащ… Хотя, все это детали.
И не это заботило молодых людей. Когда Инна взяла на руки маленькое тельце, вся нервотрепка минувших дней отошла на задний план, как и не было ее вовсе. Малышка смотрела на Инну, и во взгляде ее было счастье вперемешку с недоверием.- Ну вот… Ну вот… - Виктор смешно хмурился и тер лицо ладонью.- Ну вотВика называла Инну мамой, а Виктора – папой. Сразу. Без «притирок». А у них получилось избежать ошибок, которые обычно совершаются усыновителями в первые месяцы и даже годы жизни с новым человечком. Они не «сюсюкали» с дочерью, не позволяли ей того, что не позволили бы родному ребенку.
Они не боялись, что дочь будет чувствовать себя «не родной». Просто потому, что на следующий день после удочерения стали забывать о том, откуда взялась в их семье ВикаПрошло два года. Виктор работал в большой компании, занимающейся экспортом продуктов питания. Он старался, поднимался по служебной лестнице и дорос до определенной должности, требующей его присутствия на переговорах с иностранными фирмами–партнерами.
Там он и встретил девушку-немку (назовем ее Гретой), в которую влюбился, как мальчишка. Он разрывался на части, не зная, что делать, но поступил-таки как мужчина. Настолько, насколько это было возможно в подобной ситуации. Он сказал Инне о своем чувстве. Он не стал вести двойную жизнь, не стал врать и изворачиваться. А сказал – так и так. Извини.
Я ухожу. Инна плакала навзрыд. Она не хотела верить в то, что происходило. Ведь, казалось, их союз настолько крепок, что никакому ветру, никакой буре никогда его не разрушить, не развеятьИ он ушел.
Но остался в жизни Инны в виде отца ее дочери. Так как приходил к маленькой Вике. Он перечислял ей деньги, не являясь ее отцом, он одевал и обувал девочку. И Инна решила остаться человеком. Остаться людьми в такой ситуации очень трудно. Для женщины, я думаю, неимоверно трудно. Но она решила ни в коем случае не настраивать дочь против отца
